Святые Южноуральской земли

Начиная с 2020 года, ежегодно в октябре Русская Православная Церковь празднует Собор святых Челябинской митрополии. День памяти —  переходящее празднование, оно отмечается в первое воскресенье после дня памяти священномученика Петра, митрополита Крутицкого, который был расстрелян 10 октября.

 

Сведения об угодниках Божиих, вошедших в Собор святых Челябинской митрополии

Священномученик Пётр, митрополит Крутицкий (в миру Пётр Фёдорович Полянский) —  родился в 1862 году в благочестивой семье священника села Сторожевое Воронежской епархии. В 1885 году он закончил по I разряду Воронежскую Духовную Семинарию, а в 1892 году Московскую Духовную Академию и был оставлен при ней помощником инспектора. После занятия ряда ответственных должностей в Жировицком духовном училище, Пётр Фёдорович был переведён в Петербург, в штат Синодального Учебного Комитета, членом которого он стал. Будучи высокопоставленным синодальным чиновником, Пётр Фёдорович отличался бессребреничеством и строгостью. Он объездил с ревизиями едва ли не всю Россию, обследуя состояние духовных школ. При всей своей занятости он находил время для научных занятий и в 1897 году защитил магистерскую диссертацию на тему: «Первое послание святого Апостола Павла к Тимофею. Опыт историко-экзегетического исследования».

Пётр Фёдорович принимал участие в Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1917–1918 годов. После революции до 1920 года служил управляющим Московской фабрикой «Богатырь».

Во время начавшихся гонений на святую Церковь, в 1920 году Святейший Патриарх Тихон предложил ему принять постриг, священство и стать его помощником в делах церковного управления. Рассказывая об этом предложении брату, он сказал: «Я не могу отказаться. Если я откажусь, то буду предателем Церкви, но, когда соглашусь, я знаю, я подпишу сам себе смертный приговор».

Сразу после архиерейской хиротонии в 1920 году во епископа Подольского, Владыка Пётр был сослан в Великий Устюг, но после освобождения из-под ареста Святейшего Патриарха Тихона — вернулся в Москву, став ближайшим помощником Российского Первосвятителя. Вскоре он был возведён в сан архиепископа (1923 год), затем стал митрополитом Крутицким (1924 год) и был включён в состав Временного Патриаршего Синода.

В последние месяцы жизни Патриарха Тихона митрополит Пётр был его верным помощником во всех делах управления Церковью. В начале 1925 года Святейший назначил его кандидатом в Местоблюстители Патриаршего Престола после священномучеников митрополита Казанского Кирилла и митрополита Ярославского Агафангела. После кончины Патриарха обязанности Патриаршего Местоблюстителя были возложены на митрополита Петра, поскольку митрополиты Кирилл и Агафангел находились в ссылке. В этой должности Владыка Пётр был утверждён и Архиерейским Собором 1925 года.

В своём управлении Церковью митрополит Пётр шёл по пути Патриарха Тихона — это был путь твёрдого стояния за Православие и бескомпромиссного противодействия обновленческому расколу.

Предвидя свой скорый арест, Владыка составил завещание о своих Заместителях и передал настоятелю Даниловского монастыря деньги, для пересылки ссыльным священнослужителям. Агенты ГПУ предлагали ему пойти на уступки, обещая какие-то блага для Церкви, но Владыка им отвечал: «Лжёте, ничего не дадите, а только обещаете…».

В ноябре 1925 года митрополит Пётр был арестован — для него началась пора мучительных допросов и нравственных истязаний. После заключения в Суздальском политизоляторе, Владыку привезли на Лубянку, где ему предлагали отказаться от первосвятительского служения в обмен на свободу, но он ответил, что ни при каких обстоятельствах не оставит своего служения.

В 1926 году Владыка был отправлен этапом в ссылку на три года в Тобольскую область (село Абалацкое на берегу реки Иртыш), а затем на Крайний Север, в тундру, в зимовье Хэ, расположенное в 200 километрах от Обдорска. Ссылка вскоре была продлена на два года. Святителю удалось снять внаймы у местной старушки-самоедки домик из двух комнат. Сначала, отдохнув от Тобольской тюрьмы, святитель чувствовал облегчение от свежего воздуха, но вскоре с ним случился первый тяжёлый припадок удушья, астмы, и с тех пор он, лишённый медицинской помощи, не покидал постели. Он знал, что на его имя поступают посылки, но не получал их, пароход в Хэ приходил лишь раз в год. Но в той же ссылке Владыка вновь был арестован в 1930 году и заключён в Екатеринбургскую тюрьму на пять лет в одиночную камеру. Затем он был переведён в Верхнеуральский политизолятор. Ему предложили отказаться от Местоблюстительства, взамен обещая свободу, но Святитель категорически отказался от этого предложения.

Ни продление срока ссылки, ни переводы во всё более отдалённые от центра места, ни ужесточение условий заключения не смогли сломить волю Святителя, хотя и сокрушили могучее здоровье Владыки. Все годы тяжёлого одиночного заключения он даже словом не проявил ни к кому неприязни или нерасположения. В то время он писал: «…как Предстоятель Церкви я не должен искать своей линии. В противном случае получилось бы то, что на языке Церковном называется лукавством». На предложение властей принять на себя роль осведомителя в Церкви, Патриарший Местоблюститель резко ответил: «подобного рода занятия несовместимы с моим званием и к тому же несходны моей натуре». И хотя Первосвятитель был лишён возможности управлять Церковью, он оставался в глазах многих мучеников и исповедников, возносивших его имя за Богослужением, надёжным островком твёрдости и верности в годы отступлений и уступок богоборческой власти.

Условия заключения Святителя были очень тяжелы. Владыка страдал от того, что, чувствуя себя в ответе перед Богом за церковную жизнь, он был лишён всякой связи с внешним миром, не знал церковных новостей, не получал писем. Когда же до него дошли сведения о выходе «Декларации» митрополита Сергия (Страгородского), являвшегося его заместителем, Владыка был потрясён. Он был уверен в митрополите Сергии, в том, что тот осознаёт себя лишь «охранителем текущего порядка», «без каких-либо учредительных прав», что Святитель ему и указал в письме 1929 года, где мягко укорил митрополита Сергия за превышение им своих полномочий. В том же письме Владыка просил митрополита Сергия «исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в Ней раздоры и разделения…».

В начале 1928 года с Владыкой имел возможность встретиться и беседовать участник одной научной экспедиции, профессор Н. Ему Владыка так сказал о своей оценке деятельности митрополита Сергия: «Для Первоиерарха подобное воззвание недопустимо. К тому же я не понимаю, зачем собран Синод, как я вижу из подписей под Воззванием, из ненадёжных лиц. В этом воззвании набрасывается на Патриарха и меня тень, будто бы мы вели сношения с заграницей политические, между тем, кроме церковных, никаких отношений не было. Я не принадлежу к числу непримиримых, мною допущено всё, что можно допустить, и мне предлагалось в более приличных выражениях подписать Воззвание, но я не согласился, за это и выслан. Я доверял м. Сергию и вижу, что ошибся».

В 1929 году священномученику Дамаскину, епископу Стародубскому, удалось наладить через связного общение с митрополитом Петром. Через этого связного Святитель устно передал следующее:

«1. Вы, епископы, должны сами сместить митрополита Сергия.

2. Поминать митрополита Сергия за Богослужением не благословляю».

В 1930 году из зимовья Хэ Святитель написал ещё одно, последнее, письмо к митрополиту Сергию, где выразил огорчение, что тот, как лицо ему подчинённое, не посвятил его в свои намерения относительно легализации Церкви путём недопустимых компромиссов: «Раз поступают письма от других, то, несомненно, дошло бы и Ваше». Выражая своё отрицательное отношение к компромиссу с коммунистами и к уступкам им, допущенным митрополитом Сергием, Владыка прямо требовал от последнего: «если Вы не в силах защищать Церковь, уйдите в сторону и уступите место более сильному».

Таким образом, Святитель считал, что русские архиереи должны сами наложить прещение на митрополита Сергия за его антиканонические деяния. Возможно, для этого и было подготовлено в 1934 году Послание священномученика архиепископа Серафима (Самойловича) о запрещении митрополита Сергия в священно-служении.

В 1931 году Владыку частично парализовало. Случилось это после визита Тучкова, предложившего Святителю стать осведомителем Г. П. У. Ещё ранее у него началась цинга. В 1933 году больного астмой престарелого Святителя лишили прогулок в общем тюремном дворе, заменив их выходом в отдельный двор-колодец, где воздух был насыщен тюремными испарениями. На первой «прогулке» Владыка потерял сознание. Когда его перевели с ужесточением режима в Верхнеуральскую тюрьму особого назначения, то поместили снова в одиночной камере, а вместо имени дали № 114. Это был режим строгой изоляции.

Есть свидетельства о том, что митрополит Сергий (Страгородский), ожидая освобождения законного Местоблюстителя, направил советскому правительству письмо, что в случае выхода из заключения митрополита Петра, вся Церковная политика уступок изменится в прямо противоположную сторону. Власти отреагировали должным образом, и Владыка Пётр, дождавшись дня освобождения — 23 июля 1936 года — в Верхнеуральской тюрьме, вместо свободы получил новый срок заключения ещё на три года. К этому моменту ему было уже семьдесят четыре года и власти решили объявить Святителя умершим, о чём и сообщили митрополиту Сергию, которому в декабре был усвоен титул Патриаршего Местоблюстителя — ещё при живом митрополите Местоблюстителе Петре. Так прошёл ещё год тяжкого заключения для больного старца-первосвятителя.

В июле 1937 года по распоряжению Сталина был разработан оперативный приказ о расстреле в течение четырёх месяцев всех находящихся в тюрьмах и лагерях исповедников. В соответствии с этим приказом администрация Верхнеуральской тюрьмы составила против Святителя обвинение: «…проявляет себя непримиримым врагом советского государства…, обвиняя в гонении на Церковь ее деятелей. Клеветнически обвиняет органы НКВД в пристрастном к нему отношении, в результате чего якобы явилось его заключение, так как он не принял к исполнению требование НКВД отказаться от сана Местоблюстителя».

27 сентября (10 октября н. ст.) 1937 года в 4 часа дня священномученик митрополит Пётр был расстрелян в Магнитогорской тюрьме, и тем самым увенчал свой исповеднический подвиг пролитием мученической крови за Христа.

Канонизован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в 1997 году.

 

 

Священномученик Петр Беляев –

родился в 1874 году. Окончив Владимирскую Духовную семинарию, он был в 1895 году назначен псаломщиком в храм Успения Пресвятой Богородицы в селе Карачарово Владимирского уезда, а в 1897 году рукоположен во священника.

В 1904 году отец Петр служил в Казанском храме Казанской женской общины в Каслинском заводе Екатеринбургского уезда Пермской губернии. 17 августа 1905 года он был перемещен в Успенскую церковь в Каслинском заводе. Среди прихожан он вскоре стал известен как труженик, который с терпением и любовью несет пастырский крест.

В сентябре 1905 года отец Петр был назначен заведующим Каслинским башкирским приютом. Приют для детей башкир был открыт в 1891 году, но в 1901 году за неимением учеников закрыт. В 1904 году по инициативе епископа Екатеринбургского и Ирбитского Владимира (Соколовского-Автономова) приют был вновь открыт. Епархиальное руководство поставило перед учителями задачу обучить детей башкир-мусульман русской грамоте, чтобы приобщить их к русской культуре и русской гражданственности и расположить тем самым к принятию православия. Но эта задача уже тогда была трудно исполнима: к этому времени русская культура сама была в значительной степени обмирщена, имея невоцерковленных делателей и испытывая на себе сильнейшее иностранное влияние, а русская государственность давно находилась под немецким влиянием; и, таким образом, приобщение инородцев к «русской культуре» выводило их не на узкий путь к православию, а на широкую дорогу европейского безбожия. Однако некоторых успехов отцу Петру и его единственному помощнику учителю-миссионеру все же удалось достичь, и в 1907 году священник был награжден «за успехи по церковно-школьному делу». Одновременно отец Петр преподавал Закон Божий в Каслинской церковно-приходской женской школе. В 1905 году за ревностное отношение к церковно-школьному делу и аккуратное и плодотворное исполнение своих обязанностей он был отмечен в епархиальном отчете. В 1915 году отец Петр состоял членом Миссионерского комитета по Каслинскому заводу.

В Великую Среду 18 апреля (1 мая) 1918 года большевики устроили в Каслинском заводе атеистический митинг. Множество ораторов в своих речах яростно нападали на Православную Церковь и ее священнослужителей и с бранью поносили их. В ответ не поднялось ни одного голоса в защиту Матери Церкви. Безмолвная толпа в каком-то параличе воли внимала поношениям и кощунствам, едва ли даже сознавая, что тем самым она сама участвует в них, присоединяясь к распинателям Христовым.

Спустя несколько дней после митинга, на второй день Пасхи, 23 апреля (6 мая), состоялся крестный ход из всех каслинских церквей к часовне святого великомученика Георгия Победоносца. По описаниям церковной прессы, история его происхождения была такова: «Несколько лет тому назад… завод был посещен страшным бедствием, в… день святого великомученика Георгия завод сгорел наполовину. Жители это бедствие приписали гневу Божию за то, что они в этот день работали, и впредь установили этот день праздновать; в память же события построили каменную часовню в честь великомученика Георгия, к которой ежегодно совершается крестный ход. В первые годы крестный ход совершался из всех церквей, но с течением времени этот благочестивый обычай был оставлен и крестный ход совершался только из главного заводского храма Успения Божией Матери». 23 апреля (6 мая) народ пошел в церкви и шел «сплошной волной. Храмы, несмотря на свою большую вместимость, едва вмещали молящихся. По окончании литургии крестный ход с прибывшими крестными ходами из других церквей двинулся к часовне… Лес хоругвей, блестящих на солнце, духовенство в светлых облачениях и многотысячная, молитвенно настроенная масса народа… Глядя на многотысячную массу, становилось радостно на душе: народ не забыл Бога и Церковь и праздновал… праздник праздников. Несмотря на холодную погоду, крестный ход собрал не менее пяти тысяч народа».

Но эта приверженность вере и Церкви, к сожалению, оказалась лишь внешней, – над этими людьми сбылось слово Христово, Который сказал о таковых: «когда настает скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняются» (Мф.13:22). И, когда вновь воскурилась злоба бесовская и ожесточились гонения, никто из тех пяти тысяч не вступился за своего пастыря, прослужившего немало лет в Каслинском заводе.

3 июня 1918 года отец Петр отслужил литургию и, совершив в храме отпевание почившего прихожанина, проводил погребальную процессию до кладбища. В это время из разных мест стали раздаваться звуки перестрелки между красногвардейцами и отрядом местного народного ополчения. Вскоре после возвращения с кладбища священник был арестован. Прощаясь с родными и уже догадываясь об уготованной ему Богом мученической кончине, он был совершенно спокоен. Господь укреплял его Своей благодатью; отдавая последние распоряжения, он попросил родных передать всем, кому он вольно или невольно принес огорчение, чтобы простили его. Отец Петр был расстрелян почти сразу же после ареста, в ночь на 4 июня в штабе красногвардейцев в Каслинском заводе.

От пришедшей наутро узнать судьбу мужа супруги священника большевистские власти скрыли, что ее муж расстрелян, заявив, что его увезли в Екатеринбург. Тело замученного пастыря было найдено через несколько дней после освобождения Каслей от большевиков.

7 июля в Каслинском заводе состоялось отпевание и погребение убитых большевиками. Вместе с отцом Петром отпевали протоиерея Александра Миропольского и иерея Петра Смородинцева и двадцать семь убиенных мирян. Накануне вечером в Успенском храме, где служил отец Петр, была совершена заупокойная всенощная, а наутро – литургия.

Похоронены погибшие мученики-иереи за алтарём Успенского храма Каслей.

 

Священномученик Александр Миропольский — 

родился в 1847 году в семье диакона Степана Гурьевича Миропольского, служившего в Покровском храме в селе Белая Гора Чистопольского уезда Казанской губернии. Начальное образование Александр получил в духовном училище, где учителя говорили ему, что он имеет исключительные способности к изучению языков, и советовали ему поступать в университет; как способному ученику, они усердно преподавали ему французский и немецкий языки. По окончании училища Александр поступил в Казанскую Духовную семинарию и, проучившись в ней некоторое время, принял твердое решение стать священником. Учась в семинарии, он присмотрел себе и невесту, предполагая сразу по выходе из семинарии жениться.

В 1868 году Александр окончил Духовную семинарию и отправился домой. В это время туда же приехал его брат-священник, служивший в селе Новотроицком, и пригласил его к себе погостить. Александр согласился, тем более что и предполагаемая невеста жила недалеко от тех мест. По дороге они заехали к благочинному, но дома его не застали; здесь хозяйствовала его сестра, Евгения, так как сам благочинный был вдов. Брат спросил Александра: «Не посватать ли нам за тебя сестру благочинного?!» – «И вот как бы какой-то туман покрыл мою голову, – вспоминал он впоследствии, – и я бессознательно отвечал: как хотите…»

Отец Евгении служил священником в храме в селе Апазове Казанского уезда в приходе, состоявшем в основном из крещеных татар. Заручившись его согласием, Александр отправился к архиепископу Казанскому Антонию (Амфитеатрову) просить место священника и, получив его, женился и был рукоположен во священника ко храму в селе Александровское Чистопольского уезда.

Но прослужил он здесь недолго. В 1871 году тяжело заболел его тесть, и, когда отец Александр приехал навестить больного, тот стал его уговаривать перейти на его место, так как он собирается уходить за штат по болезни. Отец Александр не хотел переходить в село, где жило много мусульман, и многие уже крещеные татары снова перешли в мусульманство. Но было трудно отказать тестю, которого отец Александр искренне любил, он – согласился и написал прошение, но с большими оговорками, так что в тот момент был почти уверен, что ему откажут. Тесть, прочитав прошение, встал на колени перед иконой Спасителя и молился перед ней с такой верой, что отец Александр, бывший тут же, понял, что Господь эту молитву услышит. И действительно, вскоре он был переведен в Покровский храм в село Апазово, где прослужил большую часть жизни. Хотя отец Александр знал татарский язык в совершенстве, местные крещеные тартары с неудовольствием приняли его, так как в это время среди них началось движение за назначение в приходы священников из татар, а отец Александр был чисто русским. В начале своего служения он был назначен увещателем отпадших, а затем и окружным миссионером. Впоследствии он был возведен в сан протоиерея.

В 1881 году отец Александр овдовел и, оставшись с двумя малолетними дочерьми, принял решение, пристроив девочек, принять монашество, но явившийся ему во сне отец Иоанн Кронштадтский посоветовал взять в дом девочку-сироту и продолжать служить в том же селе. Священник так и сделал, и впоследствии она стала большой ему помощницей.

«В 1881 году… более двухсот душ отпало… в мусульманство, – писал отец Александр. – Я немного пал… духом и хотел уйти в другой приход; но предварительно пошел в церковь, помолился и о намерении писать прошение после литургии забыл… Я продолжал служить и работать, насколько мог… Слава Богу, в 1883 году мои отступники все возвратились в православие, и я еще более ожил духом. Однако же меня стала чаще беспокоить мысль, почему это школа производит малое влияние на инородцев, которые продолжают стремиться в мусульманство. Я начал заглядывать повнимательнее в учебники и пособия. Оказывается, учебники по Закону Божию составлены пусто и темно, а еще хуже пособия… Меня это поразило. Я написал об этом доклад… что таковое содержание книжек составляет сеяние не пшеницы, а плевел…». «В 1887 году я убедился, что миссионерские курсы при академии приносят больше вреда, чем пользы, ибо там, не преподавая необходимых сведений о христианстве, весьма подробно выясняли учение Мухаммеда, без сопоставления его с христианским – а от сего крещеные инородцы-курсисты отатаривались. Я, как миссионер архиепископа, написал ему о том доклад, который сдан был владыкою на рассмотрение Совета академии и для составления новой программы для курсов, о чем я просил владыку…».

В 1900 году отец Александр был назначен служить в Троицкий собор в городе Мамадыш, где в 1905 году в связи с революционными волнениями у него начались неприятности, – мамадышская интеллигенция стала упрекать его в устарелости и отсталости его взглядов, найдя поддержку в своих суждениях и среди местного духовенства; в результате создалась невозможная для отца Александра обстановка в городе, и он попросил архиерея перевести его на старое место, но архиепископ Казанский Димитрий (Самбикин) предложил ему вместо этого поступить без вступительных экзаменов, как человеку пенсионного возраста, в Казанскую Духовную академию, куда отец Александр и был принят в 1906 году.

Он имел право прослушивать все лекции, пользоваться академической библиотекой, но, как не сдававший вступительных экзаменов, не имел права писать семестровые работы, сдавать экзамены и переходить с курса на курс. Однако, выслушав весь курс преподаваемых в академии предметов, он мог получить удостоверение, что в течение четырех лет прослушал академический курс по выбранному им отделению. Отец Александр выбрал отделение миссионерское. Он мечтал, прослушав курс академии, вооружиться новыми знаниями и послужить еще Церкви Христовой на миссионерском поприще.

Оценив вполне за свою долгую жизнь важность знаний, он за четыре года не пропустил ни одной лекции, первым приходил в аудиторию и последним уходил из нее, а все свободное время проводил в библиотеке. Он был самым усердным богомольцем и священнослужителем академического храма, являя собой образец исправности в исполнении своего послушания.

По окончании акдемии отец Александр в 1911 году был направлен служить в Успенский храм Каслинского завода Екатеринбургской епархии. 22 декабря 1912 года он был назначен епархиальным миссионером.

«В течение всей моей 44-летней службы, – писал отец Александр, – все передвижения мои с места на место были под руководством Промысла Божия, который… направлял службу мою на миссионерское служение инородцам. Даже супружество мое состоялось не по моему выбору, а как будто по случайности, приведшей меня в село Апазово. Даже и то обстоятельство, что, несмотря на мои усердные труды в Духовной академии, мне не дали формально ученой степени, послужило к тому, что я теперь служу “инородцам”… Да будет же святая воля Господа Бога моего… до конца дней моих…».

Делясь с собратьями богатым опытом на поприще миссионерской деятельности, отец Александр писал: «Наша довольно продолжительная, пастырская и миссионерская деятельная практика дала нам возможность убедиться в том, где и в чем скрывается условие успеха… Итак, любовь – любовь не на словах, в виде учения Христова, но любовь – жизнь Христова в нас – крайне необходима для успехов в пастырской и миссионерской деятельности. Только жизнь любви в пастырях и пасомых может обновить приходскую жизнь и “восстановить приход”, раздираемый самолюбием тех и других».

Через несколько лет после принятия в 1906 году закона о свободе совести, все воочию смогли наблюдать его отрицательное влияние на нравственное состояние общества. «Совесть человека есть зеркало жизни его, – писал отец Александр, – догреховная она была совокупностью совершенств, отпечаток образа и подобия Божия – а греховная она стала отпечатком нравственного уродства сердца человеческого, “сознанием” своих самолюбивых, чувственных страстей и пороков. “Свобода” таковой “совести” должна быть всемерно ограничиваема и утесняема…

Всякая ли “совесть” должна в одинаковой степени пользоваться “свободою” проявления своего внутреннего содержания и всякая ли религия может пользоваться свободою воспитания своих исповедников? Нельзя же сравнить в правах пользования “свободою” христианства, проповедующего любовь ко всем, и мухаммеданства, проповедующего ненависть к врагам и убийство иноверцев. Можно теперь понять и то, какая великая ошибка кроется в даровании “свободы” вероисповеданий. Не свобода здесь нужна, а лишь веротерпимость».

Но свобода для развития всякого рода греха расширялась, захватывая все большие слои народа, и в конце концов завершилась разбоем.

В первый раз семидесятилетний старец был арестован в конце 1917 года за распространение религиозно-нравственных книг на татарском языке. Только после удостоверения татар, что в книгах нет ничего контрреволюционного, совет рабочих депутатов освободил священника. Вторично протоиерей Александр был арестован красногвардейцами 22 июня 1918 года и в ночь на 23 июня – расстрелян. Палачи, не удовлетворившись расстрелом, нанесли ему несколько столь сильных ударов, что лицо его обезобразилось до неузнаваемости, в боку зияла страшная рана, одна нога была сломана и проколота ступня, «и в конце концов [его], связанного по рукам, бросили в яму».

Тело пастыря-мученика было найдено после ухода из селения красногвардейцев. 7 июля 1918 года в Успенском храме Каслинского завода состоялось отпевание протоиерея Александра Миропольского и священников Петра Беляева и Петра Смородинцева и двадцати семи мирян. Пострадавшие от безбожных властей священномученики были погребены около Успенского храма.

 

Священномученик Павел  Соколов — 

родился 2 марта 1874 года в Полотняном заводе Медынского уезда Калужской губернии. Он был первенцем в семье Петра Александровича и Александры Егоровны Соколовых.

Детство и юность Павла Соколова прошли в Калужском крае. Его отец и мать принадлежали к священническим родам, представители которых долгие годы служили на различных приходах Калужской земли.

Когда Павел родился, его отец ещё не был священником. В первые годы семейной жизни Петр Александрович работал учителем. Впоследствии, в ноябре 1877 года, он принял священный сан, но прослужил лишь четыре года. В апреле 1882-го отец Петр умер. Осиротевшая семья нуждалась. Александра Егоровна с детьми (Павлом, Ларисой, Варварой и Марией) была вынуждена переехать к своему отцу.

В 1883-1889 годах Павел Соколов учился в Мещовском духовном училище, в 1889-1896 годах — в Калужской духовной семинарии. По окончании семинарии в течение года работал учителем народной школы в селе Давыдово Медынского уезда Калужской губернии.

В 1897 году перевелся из Калужской епархии в Пермскую. Получил место законоучителя в Красноуфимской двухклассной церковно-учительской школе. Эта школа располагалась в 20 верстах от Красноуфимска на миссионерском хуторе в селе Савиново.

В Красноуфимске Павел Петрович женился. Его супругой стала Вера Афанасьевна Челнокова. Она не принадлежала к духовному сословию — родилась в семье мещанина города Красноуфимска Афанасия Яковлевича Челнокова, который служил смотрителем железоделательного завода.

30 января 1900 года Павел Соколов был рукоположен в сан иерея. Получил место третьего священника в Петропавловской церкви Нязепетровского завода Красноуфимского уезда Пермской губернии (ныне Нязепетровск Челябинской области). Вторым священником этого прихода служил в те годы отец Алексий Стабников — он тоже прославлен ныне как священномученик.

С 31 декабря 1903 года по 7 июня 1911 года отец Павел Соколов был настоятелем храма апостолов Петра и Павла Нязепетровского завода. В семье священника родились шестеро детей: Павел (1902), Любовь (1904), Георгий (1906), Людмила (1907), Михаил (1909), Николай (1911).

Отец Павел не только служил в храме, но и преподавал Закон Божий в Нязепетровском городском училище. Заведовал церковноприходскими школами, и проверяющие не раз отмечали, что в тех школах, которыми руководит священник Павел Соколов, работа поставлена хорошо.

В 1911 году батюшка был переведен в город Кунгур настоятелем Богородице-Тихвинской церкви. Здесь он продолжал свою педагогическую деятельность, стал помощником благочинного. В мае 1912 года был награжден камилавкой. В 1913-м — удостоен серебряной медали в память 25-летия церковных школ, юбилейного креста и медали в честь 300-летия правящей династии Романовых. Старший сын Павел учился в Кунгурском реальном училище, старшая дочь Любовь — в Кунгурской женской гимназии.

Уже при Временном правительстве, 29 июня 1917 года, отца Павла наградили наперсным крестом.

Страшные времена наступили с приходом к власти большевиков. В феврале 1918 года случилось нападение вооруженного отряда на Кунгурский женский монастырь. Август стал последним месяцем, когда священник Павел Соколов крестил, венчал, отпевал. В метрической книге Тихвинской церкви записано, что 25 августа 1918 года он совершил Таинство Крещения. Больше его фамилия там не упоминается.

В сентябре 1918 года отец Павел принял мученический венец. 30 августа в Москве было совершено покушение на Ленина. В ответ советская власть объявила по всей стране «красный террор». Людей убивали не за конкретную провинность, а за то, что до революции они принадлежали к «господствующим классам». В Кунгуре в ночь с 5 на 6 сентября 1918 года состоялись аресты, а потом и расстрелы многих известных горожан. Среди них был и отец Павел Соколов.

Ценный для кунгурских краеведов документ — дневник 14-летней гимназистки Валерии Агеевой, чьи родители тоже стали жертвами большевиков: их убили ещё в феврале 1918-го. Вот что писала Валерия: «В один ужасный день мы услыхали, что в Кунгуре расстреляна почти вся интеллигенция, кто не уехал. Через некоторое время в газете появился первый список расстрелянных, а затем второй. Погибли самые лучшие люди: Пономарев, Сартаков, Порозов, двое Ануфриевых, Куталов, отец Владимир Белозеров, отец Павел Соколов и масса других».

В начале декабря 1918 года Кунгур был освобожден от большевиков. Местный благочинный, протоиерей Иоанн Луканин писал: «Прибывшие освободительные войска принесли исстрадавшимся гражданам избавление, порядок, спокойствие и облегчение житейских мук».

С приходом Белой армии у горожан появилась возможность найти останки замученных коммунистами жителей и достойно их похоронить. «Обретённые тела священников, по обычном общем отпетии, погребены при храмах Соборном и Тихвинском, а тела мирян православных, в том числе до 70 человек, в следующую очередь — в общей братской могиле при Соборе же, и частью при Успенской и кладбищенской церквях», — свидетельствовал протоиерей Иоанн Луканин.

Летом 1919 года в Кунгуре опять воцарилась советская власть. Государство отняло приходские дома Тихвинского храма в «народную собственность», и Вера Афанасьевна с детьми была вынуждена перебраться в дачный дом на окраине города, который отец Павел приобрел вскоре после переезда в Кунгур. Семья Соколовых продолжала жить в Кунгуре до 1924 года.

В 2000 году пресвитер Павел Соколов был прославлен в лике святых. Его память совершается 20 июня.

Священномученик Павел Соколов входит в Собор святых Челябинской митрополии.

 

 

Священномученик Петр Смородинцев –

родился в 1866 году. По окончании школы поступил в Пермскую Духовную семинарию, но в 1880 году вышел из 1 класса семинарии. В 1885 году Петр был назначен псаломщиком в храм в честь бессребреников Космы и Дамиана в село Юшковское Екатеринбургского уезда Пермской губернии, а в 1899 году – рукоположен во диакона к этому храму.

16 марта 1906 года диакон Петр был переведен в Вознесенскую церковь в Верхне-Уфалейском заводе Екатеринбургского уезда, а 12 апреля того же года назначен диаконом в Свято-Троицкую церковь в село Бруснятское того же уезда. В 1908 году был рукоположен во священника ко храму Рождества Пресвятой Богородицы в селе Краснополье Верхотурского уезда Пермской губернии.

Отец Петр был человеком, обладавшим большими практическими способностями, и его тогда увлекли идеи облегчения крестьянского труда и благоустройства крестьянского быта. Он построил в селе Юшковское паровую мельницу, провел в дома электричество, оборудовал ремонтную мастерскую, и в результате село превратилось почти в автономный промышленно-сельскохозяйственный комплекс, где крестьяне сами обеспечивали себя почти всем необходимым. Отца Петра также интересовали вопросы материальной независимости крестьян, и он положил начало местному кооперативному движению и создал кредитное общество, став его председателем. Множество обязанностей, лежащих в хозяйственной области, стали в конце концов целиком поглощать его время, это становилось несовместимо с пастырским служением, и в 1917 году он вышел за штат. Однако оставление службы Божией его не устроило, и в 1918 году, незадолго до праздника Троицы, он в соответствии со своим прошением был назначен в храм Иоанна Предтечи в село Кочневское. Отец Петр отслужил здесь в сам праздник и в Духов день, а затем отправился домой в село Юшковское, где жили его родные, чтобы сдать все дела по своим мирским, хозяйственным должностям. Приехав домой, он едва успел выпить стакан чая, как был арестован пришедшими за ним красногвардейцами и отправлен в Касли. Прощаясь с родными, он всех благословил и сказал: «Живите с Богом, а мне уже не видеться с вами!» Присутствовавшая здесь сестра священника хотела было возразить, но отец Петр уверенно подтвердил, что видятся они в последний раз.

По приезде в Касли большевики приговорили его к расстрелу, и он вместе с протоиереем Александром Миропольским был увезен за пятнадцать верст от Каслей и вблизи речки Горькой, 23 июня 1918 года, расстрелян. Впоследствии, при приходе белых он был опознан лишь по подряснику: голова его была разбита в черепки топором или кайлом, а на теле обнаружены две огнестрельные раны.

Священник Петр Смородинцев был погребен в Каслях рядом с Успенским храмом вместе с убитыми протоиереем Александром Миропольским и священником Петром Беляевым.

 

 

Мученица Параскева родилась в 1890 году в селе Кочнево Оренбургской губернии в семье крестьянина Степана Кочнева. Она окончила сельскую школу, жила с родителями и во время гонений на Русскую Православную Церковь прислуживала при храме в родном селе. В 1932 году власти потребовали от ревностной церковницы, защищавшей храм от закрытия, чтобы она покинула село, и Параскева переехала в город Миасс Челябинской области, где устроилась сторожем при храме святого благоверного князя Александра Невского. Здесь, однако, у нее вышла размолвка с псаломщицей, нарушавшей, по мнению Параскевы, церковный устав, и она уехала в село Вознесенское, где стала помогать в Вознесенском храме. Через год Параскева вернулась в Миасс в Александро-Невский храм, и ее выбрали членом церковной двадцатки.

В 1937 году власти арестовали священника Александро-Невского храма, и верующие стали искать другого священника, но всех, кого ни находили они, отказывались регистрировать местные власти, и Параскева предложила членам двадцатки написать жалобу во ВЦИК. Приехав в Москву 27 декабря 1937 года, она подала жалобу чиновникам ВЦИКа, а сама отправилась на прием к заместителю Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) с просьбой прислать им священника. Митрополит Сергий благословил ехать служить в храм Александра Невского сидевшего в приемной и просившего места священника. Из Патриархии они сразу же отправились на Казанский вокзал, где купили билеты, 30 декабря собираясь выехать в Миасс.

Священник был родом из Бессарабии, отошедшей в то время к Румынии. Там жили его родители и все родственники, и он имел намерение переехать из советской России на родину. В один из приездов в Москву он подал документы в Румынское консульство, и теперь, решив использовать время до отъезда, отправился в консульство, чтобы навести справки, нет ли ответа на его прошение о въезде в Румынию. Это было 29 декабря. После посещения консульства священник отправился на Казанский вокзал – здесь он был арестован, а вместе с ним Параскева. Они были заключены в Бутырскую тюрьму в Москве и в тот же день допрошены.

– Вы являетесь членом двадцатки церкви Александра Невского? – спросил Параскеву следователь.

– Я являюсь активной церковницей, организовавшей подписи под заявлением, которое мною было передано во ВЦИК, и являюсь членом двадцатки храма Александра Невского в Миассе.

– Следствие располагает данными, что вы среди окружающих вас лиц вели контрреволюционную агитацию и распространяли провокационные слухи о скорой гибели советской власти и втором пришествии Христа. Вы это подтверждаете?

– Нет, я это отрицаю.

– Уточните, чем вы занимались до ареста?

– До ареста я занималась исключительно охраной церкви – сторожила. Кроме того, я состояла в церковной двадцатке.

14 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила Параскеву к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь, и она была отправлена в Бамлаг, в Буреинский железнодорожный лагерь на станции Известковая. Параскева Кочнева была раздавлена во время работы и скончалась в лагерном лазарете от ран 8 апреля 1939 года.